— Закрываемся, Наруто, — предупредил своего самого позднего посетителя хозяин «Ичираку Рамен».
«Ну вот, а Сакура так и не пришла», — устало подумал парень. Расплатившись за четыре порции рамена, Узумаки медленно побрёл в сторону её дома. «Может, заболела, или случилось что? Хотя, наверное, просто забыла. Я никогда не был для неё особо важен. Член её команды, Джинчуурики её деревни, вечная головная боль и не более того». А ведь он любил Харуно. Или любит? Наруто больше не знал точного ответа на этот вопрос. Когда-то она была для него всем — небом, воздухом, самой жизнью! А теперь она важна, как никто другой, знает его лучше, чем кто-либо, верит в него сильнее всех! Но он больше не оценивает каждое своё действие с точки зрения того, понравится ли оно Сакуре, не ищет её одобрения, не ждёт её внимания. Может, он повзрослел, а может, просто смирился с тем, что никогда не будет значить для неё столько же, сколько Саске. И пусть Сакура убеждает остальных, что у неё все в порядке, он, Узумаки, слишком хорошо знал тот взгляд, который появлялся в её глазах, когда речь шла об Учиха. И не видеть ему больше рамена, но парень был уверен, что Сакура утаила не только львиную долю произошедшего с ней за те две с небольшим недели её отсутствия, а также то, что все это как-то связано с Учиха Саске.
И вот он подошел к её дому. Погода сегодня была спокойная, небо было звёздным, лёгкий ветерок колыхал занавески на отрытом окне её комнаты. Тёмная резная дверь была небрежно распахнута. Так не похоже на аккуратную Сакуру. Окликнув её по имени и не получив ответа, Узумаки робко вошёл в тёмное помещение. Убранные комнаты, застеленная кровать в спальне — все говорило о том, что Сакура домой не приходила. Только вот сумка, стоявшая около кровати, та самая, что была в руке у девушки сегодня утром, заставила друга ощутить чувство тревоги.
Внезапно занавеска на окне отодвинулась в сторону, пропуская в спальню ещё одного незваного гостя.
— Ты? — хором воскликнули, не ожидавшие этой встречи парни.
— Что ты с ней сделал, ублюдок? — прошипел Узумаки, подбегая к высокому темноглазому брюнету и хватая его за грудки.
— Где Сакура? — сбрасывая с себя сильные загорелые руки одним резким движением, процедил Саске.
— Не разыгрывай спектакль, Учиха, — злобно проревел Наруто. — Лучше сразу признайся, а не то я… — в руке блондина вспыхнуло и стало приобретать очертания шара синее пламя чакры.
— Ты всегда был задавакой, бака, — проговорил Саске, в глазах которого проступили три запятых Шарингана.
— Теме! — гневно выкрикнул блондин, атакуя своего бывшего друга.
Учиха успел увернуться, и рука Джинчуурики вместе с разенганом впечаталась в стену, по которой тут же пошли крупные трещины. В голове, так, некстати, проскочила мысль: «О-оу, Сакура-чан меня убьёт!»
— Ты можешь, конечно, продолжить крушить спальню Харуно, а можешь включить свои мозги, которые, к слову, размером как у хомячка, и понять, что я тут не причём, иначе, чтобы мне здесь делать?
— А вдруг ты держишь Сакуру у себя за спиной, а я не вижу этого, так как попал в твою иллюзию? — подозрительно прищурившись, усомнился Наруто.
— Ага, в левой руке у меня Цунаде, а из-за уха выглядывает маленький Какаши-сенсей! — усмехаясь, Саске вернул своим глазам прежний вид. Узумаки первым делом посмотрел на левую руку, а потом за спину Учихи, заставив брюнета снова усмехнуться.
— Сакура пропала! — нелепо разведя руками, поделился фактом носитель Девятихвостого.
— Да ладно, а то я не понял, придурок!
— Не умничай, идиот! — грозно сдвинув брови, проговорил Наруто.
Саске сжал за спиной руки. Он был немного обескуражен этой неожиданной встречей и последующей потасовкой, что только сейчас осознал, что видит перед собой живого и невредимого Узумаки. Это казалось ещё удивительней в свете того, что Учиха собственными руками не только закопал его мертвое тело, а ещё и табличку к могиле прикрепил! Ладони горели от желания обнять этого глупого усоротонкачи, ну или просто коснуться, чтобы убедиться, что он жив, а лучше отвешать тумаков, так, для профилактики. Но Саске был слишком Учиха, чтобы позволить себе такие нежности.
С минуту шиноби смотрели друг другу в глаза, думая каждый о своём. Внутренний голос, убедившего себя, навсегда забыть о Саске Узумаки, теперь буйствовал о предательстве товарища. Наруто вдруг решил, что уж слишком легко отказался от поставленной когда-то давно цели — вернуть Учиха в деревню.
— Саске, ты решил вернуться? — внезапно спросил он потеплевшим голосом.
— В какой-то степени… — неожиданно для самого себя ответил тот.
— Навсегда? — немного по-детски спросил Узумаки.
— Нет, пока не убью своего… Учиха Итачи! — во взгляде брюнета появился яростный блеск.
— А… ясно… — Наруто опустил глаза в пол.
— А ты бы хотел этого? — внезапно охрипшим голосом спросил Саске. — Ну, чтобы я вернулся?
— Хотел, команда номер семь без тебя совсем не то! — краснея, ответил Узумаки. — Так ты найдёшь её? — внезапно спросил он.
— Сделаю все возможное! — пообещал Саске. «Неужели Наруто настолько мне доверяет после всего, что произошло со дня моего побега из Конохи?» — спросил он себя.
— Тогда я за неё спокоен, — честно сказал Узумаки. — И, это, Саске…
— Да?
— Она — самое дорогое, что у меня есть. Не обижай её!
— Обещаю, — услышал Узумаки, глядя на колышущуюся на ветру белую занавеску.

С каждым днем отношения Неджи и Хинаты становились все хуже. После той тренировки, когда он чуть не задушил её, парень отказался от их утреннего обычая. То, что раньше походило на прохладный нейтралитет, теперь превратилось в ненависть. Грозные взгляды, грубые слова, холодное равнодушие сменяли друг друга так быстро, что Хината терялась, не понимая, как реагировать на такие разные эмоции брата. Отец уехал куда-то по делам, и обстановка в доме стала просто невыносимой.
Очередной скандал налетел неожиданно, словно ураган, оставив после себя неприятный осадок в душах и осколки разбитой посуды на полу. Хината даже не могла припомнить, чем не угодила брату на этот раз! Сидя в своей комнате и роняя слезы на лежащую на коленях подушку, Хьюга чувствовала себя самым одиноким человеком на свете. В плохие дни она уходила тренироваться с Кибой, Шино и Акамару, и друзья как могли, скрашивали её одиночество. Все они были семьёй. Самой настоящей, со своими годовщинами и особыми воспоминаниями, коронными фразочками, понятными только им самим, и общим сердцем на всех. И теперь это сердце кровоточило, потеряв большую часть себя.
Хината каждый вечер приносила цветы на могилы друзей. Подолгу сидела там, беседуя с ними, воображала, как весёлый беззаботный Киба хлопает её по плечу и говорит, что все её проблемы — это глупые девчоночьи заморочки, и они не стоят того, чтобы из-за них плакать. Молчаливый Шино берет её за руку и сажает на маленькую ладошку красивых разноцветных бабочек, заглядывая в глаза, убеждаясь, что из них исчезла грусть.
Выйдя в сад, Хината срезала несколько длинных стеблей красивых сиреневых чертополохов и в пару к ним — голубые свечки цветущих люпинов. Осторожно обернув низ стеблей бумагой, она принялась за второй букет. Нарвав низко стелющегося по траве ароматного чабреца, который так любили пчелы Шино, девушка перевязала стебли голубой ленточкой. Взяв по букету в каждую руку, она отправилась, ставшей привычной за последние дни дорогой к кладбищу Конохи. Раньше это место казалось Хинате жутким и страшным. А теперь оно стало убежищем. Поправив подол тонкого белого сарафана, девушка присела на траву между могилами Кибы и Шино. Возложив на них приготовленные для друзей цветы, девушка начала, ставшую уже привычной, безмолвную беседу. Мысленно рассказав о своих проблемах с братом, она почувствовала облегчение. Холод ночи заставил обхватить руками хрупкие плечи. «Должно быть, я очень жалкий человек, если поговорить кроме покойников мне не с кем», — подумала она, нежно проводя ладонью по надгробью Кибы. Внезапный душевный порыв заставил прижаться к холодному серому камню, и, представляя себе широкие тёплые плечи Кибы, тихо всхлипывая, излить ему всю накопившуюся в душе обиду и горечь.

Выйдя из квартиры Сакуры, Наруто сразу понял, что не сможет уснуть этой ночью. Сегодня ему не хотелось возвращаться в свою одинокую квартиру. Бродя по тёмным пустынным улицам Конохи, он и сам не заметил, как оказался перед старым кладбищем на окраине. Странное свечение между могил заставило Узумаки продолжать свой путь. Этим светом в конце туннеля оказалась облачённая в белый сарафан Хьюга.
Из грустных мыслей Хинату вывело тепло чьей-то ладони, коснувшееся её плеча.
— Наруто-кун? — воскликнула она, обернувшись.
— Что ты здесь делаешь в такое время? — спросил Узумаки, глядя прямо в её заплаканные глаза.
«Ох, только не Наруто-кун», — подумала девушка. — Почему он пришёл именно сейчас, когда я выгляжу и чувствую себя такой слабой и беспомощной?»
— Очень красивые цветы, — с теплотой в голосе сказал он.
— Д-да, спасибо, — робко ответила девушка.
— Пойдём, поздно уже, парням тоже надо дать отдохнуть. К ним столько народу ходит! — грустно улыбнулся Узумаки, поднимая её с колен и отряхивая испачкавшийся подол тонкого белого сарафана. «Какая она холодная», — с заботой подумал Наруто, расстегивая змейку своей черно-оранжевой олимпийки и накидывая её на худенькие женские плечи.
— Не стоит, ты ведь сам замёрзнешь, — смущаясь, проговорила Хината.
— Не замёрзну, пойдём, — он уверенно взял её за руку и увлёк к выходу из кладбища.
— Куда мы? — стараясь нарушить затянувшееся молчание, спросила она, чувствуя, как дрожат её пальцы в его ладони.
— Я провожу тебя домой, — сказал Узумаки, и увидел, как напряглась его спутница. — Что-то не так?
— Н-нет, Наруто-кун, просто я поссорилась с Неджи, и… — Хината поёжилась, сильнее сжимая в кулак левую руку в кармане черно-оранжевой олимпийки, нагретой теплом чужого тела.
— Тогда можешь переночевать у меня, — предложил парень, возобновляя шаги.
— Что? Э? Н-ну, это, я… не хочу тебя стеснять, — пролепетала Хьюга, но Узумаки, не обратил на этот лепет ни малейшего внимания. Держа холодную маленькую ладошку большой загорелой рукой, упрямо направился в сторону своей квартиры.
«Спать в одной постели с любимым человеком, натянув на себя одну из его длинных ярких футболок — разве не этого я всегда хотела?» — подумала Хината. «Почему же тогда так грустно?»
Придя поздно вечером домой, Наруто предложил ей чувствовать себя как дома и тут же уснул, напоследок пробормотав: «Сакура». Так Хьюга и пролежала всю ночь со своими грустными мыслями о брате и любимом, которым, кажется, было на неё абсолютно наплевать. Проснулась девушка в одиночестве. Вмятина на подушке Узумаки уже не была тёплой — наверное, он давно ушёл.

Слишком много внезапных поступков для человека, привыкшего все тщательно планировать, совершил Учиха Саске. Натолкнувшись на очередную стену в своих бесконечных поисках брата, он неожиданно для себя свернул в сторону Конохи. Наплевав на безопасность, пришел в старое поместье Учиха. Через несколько минут, повинуясь внезапному порыву, отправился к Сакуре, где встретил Узумаки, пообещав ему когда-нибудь вернуться в деревню. Когда вдруг появилось это желание вернуться? Оставшись в тиши лесной чащи недалеко от Конохи, Саске, наконец, получил возможность перевести дух и разложить по полочкам свои спутавшиеся мысли.
Покидая девушку в последний раз, он делал это без всяких сожалений. Откуда же тогда взялось желание её увидеть? Почему-то воспоминания о проведённом с Сакурой времени казались тёплыми, радостными, даже их ссоры, жуткая ругань, они словно делали самого Учиха человечнее, напоминая, что он не ангел мщения, а живая плоть и кровь. Тем временем в душе мужчины появлялось новое или хорошо забытое старое чувство — стыд. Внезапно ему стало совестно за то, как он поступил с Харуно, за оба раза! За хрустально чистые слезы, что она роняла из-за него. Почему он — это он, а не кто-нибудь другой? Возможно, в другой жизни брюнет смог бы быть любим, смог бы любить в ответ. Но свернуть с намеченного пути не было никакой возможности, ибо тогда он потерял бы то единственное, что имел и чем всегда гордился — свою честь, а шиноби без чести не имеет права на существование.
Саске все размышлял над тем, почему за маской информатора много лет скрывался Итачи. «Это была какая-то очередная извращённая игра? Попытка следить за ним и контролировать его дальнейшие действия? Управлять его жизнью?» — Саске сжал руку в кулак, вокруг которого затрещали искры. В голове всплыл самый главный вопрос, не дававший спать ночами и гнавший на тренировки даже в самый лютый мороз: «Достаточно ли я силен? Смогу ли я его победить?» Вспомнив, как Итачи ловко водил его за нос последние годы, почувствовал, что ответ скорей не в его пользу. «И зачем только тебе потребовалось убивать всех, Учиха Итачи? Для получения Мангекку шарингана достаточно было лучшего друга. Это бы я тебе простил. Да и многое другое, наверное. Но только не маму с папой, не годы моего одинокого сиротского существования, боли, отчаяния, слез и страха, непонимания и отчуждённости. Просто так взять и отнять у маленького мальчика всех, кого он любил, всех, включая самого дорогого, самого лучшего на свете брата.
А что, если всего этого Итачи было мало? Может… хотя, нет, это практически невозможно! С чего бы ему похищать Сакуру? И вообще ещё не факт, что Харуно похищена. Может, ушла на миссию, не предупредив друзей?» — решив, что располагает недостаточным количеством данных, Саске решил вернуться в Коноху. Ненадолго. И, возможно, пожить в доме родителей. Совсем немного.

Сакура открыла глаза и иронично усмехнулась. Утро нового дня она снова встретила на полу. Хотя как определить, где пол, а где потолок в комнате, со всех сторон обитой мягкой белой кожей? Возможно, ответ на данный вопрос может дать с трудом угадываемый контур двери. Девушка попыталась встать, но потеряла равновесие и шлёпнулась на пятую точку. Не так просто принять горизонтальное положение, когда руки плотно примотаны к телу странной не по размеру большой белой рубашкой. Она на секунду прервала своё занятие, когда увидела перед собой элегантные чёрные мужские ботинки. Подняла взгляд выше — от темно-серых брюк со строгими стрелками и белого медицинского халата до красивого мужественного лица, слегка испорченного двумя глубокими морщинами, залёгшими у внутренних уголков серьёзных ониксовых глаз.
— А, Сакура-сан, вы, наконец, пришли в себя! — сказал мужчина, добродушно улыбнувшись.
Лицо казалось смутно знакомым, но имя на ум не приходило.
— Простите, я вас знаю? — вежливо спросила девушка.
— Конечно, Сакура-сан. Я ваш лечащий врач — Учиха Итачи. Как же вы нас напугали, такой сильный приступ, — он покачал головой, словно заботливая старая бабушка.
— Приступ? — тупо переспросила она. Обрывки мыслей ускользали, исчезая в белой дымке, наполнявшей её разум в эту минуту.
— Вы понимаете, где находитесь, Сакура-сан? — спросил доктор. Голос его стал ещё мягче и сочувственней, отчего ей захотелось закричать. Нет, она не понимала, где находится, не помнила собственного имени, но отчего-то точно была уверена, что ненавидит жалость!
— Нет! — хороший, простой ответ.
— Вы в больнице. В психиатрическом отделении. К сожалению, у вас шизофрения! — мужчина сделал паузу в речи, словно ожидая протестов и криков, когда же их не последовало, он продолжил, — эта неразбериха в ваших мыслях — последствие медикаментов, прописанных вам моим предшественником. Все пройдёт, когда остатки лекарств выведутся из организма.
— Я выздоровею? — немного наивно спросила девушка. Болеть ведь плохо, значит, непременно нужно выздороветь.
— Я приложу все усилия, — с доброй улыбкой ответил молодой врач.
Проведя кое-какие обследования, мужчина в белом халате покинул комнату, предварительно освободив руки девушки от смирительной рубашки. Через несколько часов дверь снова отворилась, пропуская шкафообразного человека в белой одежде с подносом в руках. Пока он не вошёл, Сакура и не представляла, насколько она голодна. После того, как пациентка опустошила все тарелки с едой, стакан с больничным компотом и небольшую пиалу с натёртой морковью, ушёл и шкафообразный. И больная занялась тем, чем занялся бы любой человек, сидящий в одиночестве в пустой комнате. Она уснула.

Девушка в белом сарафане брела по лесной поляне. Она не была обута, и потому ступни её были измазаны в грязи щедро поливаемой дождём земли.
— Почему каждый раз, когда он уходил от меня, шёл дождь? — спросила она пустоту. Ответом ей был лишь небесный гром.
Она подняла глаза к небу над лесной опушкой. Из черно-серого грозового облака сформировалась какая-то фигура. Высокий стройный стан, гордое лицо, сильные широкие плечи. Словно насмехаясь над ней, ветер тут же развеял облако, оставляя лишь клочки грязно-серой ваты. Чувство потери в её душе было таким плотным, что мешало дышать, заставляло ронять слезы. О чем она плачет? Или о ком? Детский смех разнёсся над лесом и единственно-правильным словом, пришедшим ей на ум, оказалось с трудом выдавленное меж губ: «Прости».
Но внезапно тучи рассеялись, пропуская одинокий солнечный лучик. Девушка почувствовала, что может сделать робкий вздох. Запахло земляникой, солнцем, летом… Тонкие полупрозрачные руки обвили её плечи, тёплое дыхание согрело шею.
— Борись, живи — с жаром прошептал светловолосый призрак с голубыми глазами.

Пробуждение после кошмаров всегда неприятно. И хотя ты понимаешь, что опасность тебе больше не грозит, какая-то тоска, угрюмость преследует, портит начало нового дня. Когда же почти ничего не помнишь, цепляешься за сны, как за единственную ниточку, пытаешься потянуть за неё, брести по ней, словно это путеводная нить Ариадны.
— Кто такая Ино? — спросила Сакура, как только Итачи снова зашёл в её палату.
— Ино? — лицо его стало грустным, — Ино была вашей лучшей подругой.
— Б-была? — переспросила девушка, внезапно горло перехватил спазм.
— Она погибла в автокатастрофе. Мне очень жаль. Но то, что вы вспомнили её, означает, что вы поправляетесь.
— А кто такой Саске? — неожиданно для самой себя спросила больная.
— Саске? Не знаю ни о каком Саске, — ответил врач. — А почему вы спрашиваете о нем?
— Я не знаю… Просто это имя вертится на языке, словно мне раньше приходилось его часто произносить.
— Такое иногда бывает, не торопите события, со временем вы все вспомнить, Сакура-сан.
— Вспомню? Да я даже не знаю свою фамилию! — девушка запутала свои дрожащие пальцы в коротких розовых волосах.
— Ну, тут я могу вам помочь, — от милых добрых улыбок господина-врача пациентку уже подташнивало, но помощь ей определённо была нужна. — Харуно. Харуно Сакура.
— Харуно Сакура, — медленно повторила девушка вслед за доктором. Звучало очень обыденно и привычно. — Похоже, это действительно моё имя, — усмехнувшись, она протянула своей правой руке левую и пожала, при этом сказав, — Харуно Сакура, приятно познакомиться.

Неприятно узнавать, что ты — шизофреничка, ещё обидней — что бывшая наркоманка. Этой истиной поделился с Сакурой Учиха-сан, решивший, что несколько фактов из биографии девушки позволят ей быстрее вернуть память. Сейчас в голове Харуно всплыло очень яркое воспоминание — старая резинка перетягивает бледную руку, синее русло вены пестрит множеством фиолетовых синяков. Инсулиновый шприц и жёлтая жидкость в нем. Адская боль… но потом полет, счастье, чистое удовольствие. Так хорошо, что невозможно дышать, что хочется плакать! А потом резкое падение обратно на землю, снова боль, серость, никчёмность… И лишь она словно лучик света, лучик надежды. Ино отбирала шприцы, прятала таблетки, спускала в унитаз порошок. Она учила терпеть страдания, сжимать крепче зубы, бороться. И Харуно боролась. Плакала от боли, билась головой о стену, кусала до крови губы, сжимала кулаки, оставляя тёмные кровавые полумесяцы на нежной коже ладони. И когда она, наконец, победила, смогла встать на ноги, свет погас.

Flashback of Sakura
Сегодня был первый день, когда Ино ушла на работу, не заперев предварительно снаружи дверь моей квартиры. Я не злилась на неё, внутренне понимая, что все только для моего блага, но когда ломки становились совсем нестерпимыми, а остатки разума ускользали от меня, словно песок сквозь пальцы, я отправлялась на поиски новой дозы: кричала, что меня насилуют, вызывала спасателей, пыталась спрыгнуть с балкона. Она была рядом, утешала, сжимала с силой мои пальцы, делилась собственной силой воли, когда заканчивалась моя. У Ино были такие же синяки под глазами, такая же бледная кожа, такая же сухощавая фигура. Трудно было точно определить, кто из нас двоих наркоманка. Иногда, глядя на её измождённое лицо, мне казалось, что находясь вдали от наркотиков, я питаюсь её жизнью, вытягиваю все силы, пью все соки. Но Яманака не жаловалась, стоически переживая мои приходы, крики боли, ненависть, злобу в глазах и тихое полузадушенное бормотание по ночам. Я боялась, что она возненавидит меня. Бросит и уйдёт в другую жизнь, ту, где наркодилеры не ломятся по ночам в твою дверь, требуя оплаты былых долгов, ту, где меня нет.
Сегодня я решила выйти в парк. Я так отвыкла от солнца, что приходилось щурить глаза, чтобы не ослепнуть. Разве можно грустить в такой хороший день? Но, кажется, грусть и тоска прочно поселились в моем сознании. В небольшой песочнице у моего подъезда играл озорной темноволосый малыш. Напевая себе под нос какую-то глупую детскую песенку, он, орудуя большим ярко-красным совком, с сосредоточенным видом возводил корявый песочный замок.
— Помощь нужна? — неожиданно для себя самой спросила я.
Словно раздумывая, позволить мне играть с ним или нет, малыш почесал грязными пальчиками пухлую щеку, к которой тут же прилипло несколько жёлтых песчинок.
— А ты мне зделаеф галаз? — юный строитель указал на небольшую кучку песка, насыпанную рядом с основной постройкой.
Я, кивнув, опустилась на корточки рядом с очаровательным малышом, нимало не беспокоясь о маникюре, который, к слову, давно уже отсутствовал на моих руках, и принялась возводить требуемую постройку.
— Девушка, это дом номер двадцать один? — спросил один из двоих высоких мужчин в чёрных деловых костюмах с по-военному короткими стрижками и кожаными портфелями в руках.
«Прямо двое из ларца», — подумала я.
— Да, он самый, а что вы хотели? — не знаю, зачем я спросила, но домик небольшой — всего четыре этажа. Всех жителей я знаю, а типы уж больно подозрительные, такие холеные.
— Мы ищем Харуно Сакуру, квартира тридцать четыре, — ответил второй.
«Ух ты, они говорят по очереди, а ещё им зачем-то нужна я.»
— Это я, — один из Костюмов потянулся пожать мне руку, но, увидев песок на пальцах, замялся.
— Сакура-сан, мы пришли насчёт завещания. Нужна ваша подпись на документах на квартиру.
— Мы все оформим, вам лишь подписать, — продолжил первый Костюм, видя, что я застыла, и принимая эту неподвижность за подозрительность.
— Ребята, это какая-то ошибка! — я обернулась. Пухлый малыш потянул меня за штанину, намекая, что пора вернуться к прерванной постройке гаража.
— Но разве не вы наследница покойной Яманака Ино?
— Что? Это какой-то розыгрыш? — я огляделась по сторонам, ожидая, что из-за угла появятся люди с камерами.
— Простите, мы думали, вы в курсе. Мы бы не стали говорить об этом так, — в обманчиво сочувственном голосе сквозило плохо прикрытое желание закончить побыстрее дела и убраться отсюда.
Я сделала шаг вперёд. Ткнула пальцем в грудь стоящего ближе ко мне Костюма.
— Эй, мистер, пошёл-ка ты отсюда! Пошутили, и хватит, слышишь? — я обернулась ко второму, — и тебя касается. А ну-ка оба валите отсюда! Вы лжёте! Лжёте! — я сделала ещё один шаг вперёд, не обращая внимания на то, что под моими ногами превратился в руины недостроенный песочный замок.
End of flashback

Проще всего было бы снова подсесть на наркотики, но Сакура словно видела укоряющий взгляд подруги каждый раз, когда в голову приходили такие мысли.
И вот однажды ночью к ней пришло спасение — сон, в котором близкие были живы, молоды и счастливы, все люди делились на плохих и хороших, добро всегда побеждало зло. Сакура все думала об этом сне, представляла, что мир, приснившийся ей, и правда существует. И в один прекрасный день она перестала понимать, где проходит грань между реальностью и фантазией.
Учиха Итачи больше не давал ей таблеток. Теперь только восстановительная психотерапия, прогулки на свежем воздухе и ничего более. Каждое утро он заглядывал к своей пациентке, проверял жизненные показатели, спрашивал о её настроении. И Сакура действительно верила в то, что она поправляется, вот только какие-то тревожные обрывки былых событий тревожили её по ночам.

Смятые простыни, утренний свет заливает небольшую спальню. На узкой кровати девушка с нежно розовыми волосами и темноволосый парень.
— Я очень благодарен тебе, Сакура. Ты даже не представляешь, каково это, когда тебя никто не любит. Ты согрела меня, подарила радость и нежность. Я тебе очень благодарен, — он нежно чмокает её в нос.
Словно кадры кинофильма, сменяются сцены действия, и вот Сакуре уже снится другой мужчина. У него светлая шевелюра, голубые глаза и тонкие полоски шрамов на щеках. Вместе они стоят на кладбище, на лицах обоих блестят жемчужины пролитых слез. Ноги подкашиваются, и Сакура готова упасть, но все те же сильные руки удерживают, позволяя сохранить остатки гордости. Он не возьмёт её на руки, он знает, что сейчас она тоже воин, ей так же, как и ему важно стоять прямо. Но он друг, он всегда рядом и готов помочь.
— Слышишь, Сакура? Я всегда рядом.
И тихий шёпот в ответ:
— Спасибо, Наруто.

Девушка в белой ночной рубашке, словно проснувшись от ночного кошмара, резко оторвала свою розоволосую голову от подушки. В темноте больничной палаты раздался тихий зловещий шёпот:
— Учиха Итачи! Чёртов сукин сын!

— Естественно, в этом мире он сделал меня слабачкой! Шаринганистый ублюдок! Ну, ничего, я тебя ещё достану, — нелепо ворочаясь в смирительной рубашке на полу изолятора, проговорила Сакура. Девушка предположила, что смерть творца иллюзий в этой реальности позволит ей освободиться из ментальной ловушки Учиха. Но, как оказалось, засранца не так уж легко убить.
Разбив дешевую фарфоровую тарелку, Харуно приготовила кусочек поострее для своего лечащего врача. Но даже фактор неожиданности атаки не помог — двое здоровенных санитаров тут же прилетели в палату по первому его зову.
— Ах, добренький доктор, даже решил мне успокоительное не колоть. Попросил лишь поместить в изолятор, дабы я успокоилась и обдумала своё поведение.
— Ну как, готовы к разговору? — раздалось со стороны распахнувшейся двери.
— Есть выбор? — недовольно буркнула пациентка.
— Выбор есть всегда, — философски заметил Итачи.
— Тогда я выбираю вернуться назад в Коноху.
— Сакура, вы ведь понимаете, что никакой Конохи не существует, — снова этот отвратительно-сочувственный взгляд.
— Учиха, не делай из меня дуру! Я прекрасно знаю, что попала в твою иллюзию. Хочешь свести меня с ума? Черта с два!
— В иллюзию? И что же мне даёт такие силы — создавать иллюзии? — вопрос был произнесён очень серьёзным, лишённым малейшего намёка на иронию тоном.
— Твой шаринган, конечно, чёртов волшебный глаз! — словно маленькому надоедливому ребёнку ответила ему Сакура.
— Из ваших рассказов я имею некоторое представление об этой Конохе, — раздался раздражённый вздох собеседницы, — подождите, позвольте мне закончить свою мысль!
— Ну, раз уж я все равно тут связанная лежу, и тебя никак не заткнуть, то вперёд!
— Сакура, вы знаете, что такое компьютер?
— Конечно, что за…
— А сотовый телефон?
— Не понимаю, к чему ты клонишь?
— Ответьте тогда, есть ли это в Конохе?
— Конечно, нет, там же…
— Но тогда откуда вы об этом знаете?
«Действительно, откуда?»
— Это все ты, ты играешь с моим разумом! — в голосе проскользнуло гораздо больше паники, чем ей бы хотелось.
— А может, с ним играешь ты? — врач пристально посмотрел ей в глаза, не замечая, что перешёл на «ты».
Сакура прочувствовала, что задыхается, кажется, она уже и сама не понимала, где правда, а где ложь:
— Уходи, проваливай отсюда, оставь меня одну, — по нежной щеке скатилась одинокая слеза.
— Подумай над моими словами, — и входная дверь захлопнулась.

Почему я так отчётливо помню свою жизнь? Детство, родителей, школу, наркотики, смерть Ино и Наруто — это я подсадила его, ведомая жаждой денег на новую дозу. Такой жизнерадостный, такой прекрасный стал бледной тенью, жалкой копией самого себя и угас.
— Я верю тебе, — раздалось из изолятора, стоило Учиха Итачи следующим утром открыть дверь.

— Я верю тебе, — стоило Учиха Итачи следующим утром открыть дверь, как раздалось из изолятора.
— Правда? — молодой врач счастливо улыбнулся. Он ещё не пересёк той грани, за которой больные становятся просто работой.
— Что я должна сделать, чтобы выздороветь? — спросила розоволосая пациентка.
— Расскажи мне все, — врач пересёк комнату и присел на край её кровати. — Как думаешь, что держит тебя в том воображаемом мире? Есть ли какое-то незаконченное дело?
— Да. Нужно убить тебя и отомстить твоему брату, — ответила она, иронично усмехнувшись.
— Кажется, это будет интересной работой, — мужчина склонился к пациентке и приготовился к длинному рассказу.

Почти волшебством было снова очнуться в грязном подвале Учиха Итачи. Не того, что носил белый халат и каждое утро ровно к девяти спешил на работу, а того, что был шиноби-отступником, бывшим членом Акацки и главной занозой в заднице Учиха Саске. Лёгкий гипноз, производителем которого был лечащий врач Харуно Сакуры, снова отправил её в этот мир войн и жестокости. «Кстати, о жестокости», — подумала Сакура, потирая разбитую губу. Неделя в чутких руках Итачи выдалась не из лёгких. Допросы, побои, неожиданные приступы доброты… Парень определённо был чокнутым, казалось, действия его не носили никакого смысла: то он нежен и заботлив, то — хороший и учтивый собеседник, а потом — злобный коварный мучитель. Давно стало ясно, что Сакура не владеет никакой секретной информацией, что её нельзя использовать в своих целях. В какие-то моменты девушке казалось, что мужчина бросает на неё заинтересованные взгляды, но либо как женщина Сакура его не интересовала, либо у Учиха Итачи в венах в